Силовики vs бандиты

Еще в начале своего выступления Вадим Волков признался, что удовлетворял собственное любопытство за государственный счет: наблюдая во второй половине 90-х за внешней стороной работы УБОП (управлений по борьбе с организованной преступностью), он заинтересовался, есть ли какие-то внутренние отличия от оргпреступности при таком внешнем сходстве. "Туда (к УБОП – прим. автора) подъезжали автомобили BMW или Mercedes с тонированными стеклами, из машин выходили тренированные люди с короткими стрижками в кожаных пиджаках или полупальто, другие люди садились и куда-то уезжали", – рассказывал доктор социологических наук. В результате в 1997-2000 гг. было проведено исследование на основе 28 интервью с руководителями преступных группировок и директорами частных охранных предприятий. За последние 7 лет те данные удалось расширить.

Попытаюсь обозначить основные контуры лекции и напомню о "лихих 90-х", когда "страна стояла на коленях", а джипы оккупантов носились по улицам.

Что было?

В начале 90-х государство самоустранилось, посчитав достаточным провести либерализацию цен и приватизацию, а дальше "невидимая рука рынка" должна была поставить все на свои места. При этом государство не создало общие правила игры, гарантии прав собственников, институты, обеспечивающие функционирование гражданского общества и долгие сроки планирования. Общество же раскололось, но не на отдельных индивидов, как утверждают различные ученые и публицисты, а на сетевые структуры, объединяющие людей по самым разным признакам: совместные спортивные тренировки, служба в одной армейской части, учеба в школе или где-то еще, родственные отношения.

В этих условиях, когда само общество не могло выработать общие правила игры, а государство самоустранилось от этих процессов, образовавшийся вакуум заполнили бандиты (больше было некому). Именно они обеспечивали экономических игроков информацией о контрагентах ("пробить по базам" и "пробить по бандитам"), задавали правила игры ("понятия", пришедшие на смену запутанному законодательству и драконовым налоговым ставкам), обеспечивали физическую защиту предпринимателей, проводили деловые встречи ("стрелки") и обеспечивали выполнение соглашений ("отвечали за базар"). Взамен они изымали часть доходов. Таким образом, они превращались в "силовых предпринимателей", предоставлявших свои услуги за деньги. По словам господина Волкова, даже жаргон бандитов оказался предельно формализованным: любое слово имело строго зафиксированное значение, так что собеседники понимали друг друга единственным образом. Конечно, основная масса не страдала рефлексией и не задавалась вопросом "А что именно мы делаем?", большинство считало себя "пацанами, которые решают вопросы", но один из интервьюируемых сообщил декану факультета социологии Санкт-Петербургского филиала ГУ-ВШЭ, что "авторитет – это, по-вашему, доктор юридических наук".

Затем группировки объединялись в региональные группы и проникали в региональные администрации (кстати, Новосибирск был одним из немногих крупных городов, где этого не произошло). Например, в Петербурге, где в основном и работает Вадим Волков, "прогрессивная" "тамбовская" группировка уничтожила агрессивную "казанскую" и в конце правления Анатолия Собчака предложила мэрии северной столицы решить проблему с монополизацией топливного рынка крупными компаниями, в основном "Сургутнефтегазом", которому принадлежала инфраструктура по хранению и доставке крупных партий топлива. "Тамбовские" вложили средства в строительство новых объектов инфраструктуры и обеспечили с помощью своих рычагов передачу части старых объектов и создали вместе с мэрией Петербургскую топливную компанию. Лидер группировки Барсуков занял пост вице-президента, а президентом стал вице-мэр (после переименования должности градоначальника – вице-губернатор). Схема управления потоками топлива во втором городе России сохранялась до прошлого года. А вот в Хабаровском крае в школах были старшеклассники-"смотрящие" от воров, обладающие таким же уровнем полномочий, что и директор школы.

Что есть?

И все же на рубеже 90-х и 2000-х годов произошел перелом. Во-первых, бандитские группировки так и не смогли вырасти за пределы регионов – прежде всего потому, что бандиты и их личностные схемы "решения вопросов" проигрывали рутинной бюрократической работе и ограничивали максимально возможный размер структуры. Группировки просто проиграли конкурентную борьбу охранным предприятиям, основанным выходцами из силовых органов. Во-вторых, сами бандиты не готовы были больше рисковать: большинству было уже за 30, у них появились жены, дети, которых приходилось вводить в "приличное общество", так что начался переход в легальные сферы бизнеса. В-третьих, в обществе повысился градус доверия (во многом благодаря тем же бандитам, обучившим выполнению контрактов) и резко выросла потребность в стабильности, что было зафиксировано социологическими службами. Так что коммерсанты подались к милицейским предприятиям, а силовики, получившие негласный карт-бланш после выборов 1999-2000 гг., начали изъятие бизнесов у оргпреступности. И, конечно, прошла волна заказных убийств – кстати, здесь предпринимались и ответные действия: Вадим Волков привел пример Гусинобродской барахолки в Новосибирске в начале 2000-х. В итоге бандиты фактически исчезли как класс, хотя многие из них живы до сих пор, просто рынок силового предпринимательства перешел от них к силовикам. После лекции в неформальной беседе господин Волков заметил, что оргпреступность сейчас вряд ли контролирует более 10 % этой сферы, остальное – у силовиков.

Я поинтересовался, насколько адекватна метафора главы ФСКН Виктора Черкесова, призвавшего в своей статье в газете "КоммерсантЪ" своих коллег из силовых органов не нарушать единство чекистской корпорации, "крюка, на котором Россия повисла над пропастью"? Может, это поэтическое описание прихода к власти социальной группы, оказавшейся наиболее сплоченной на фоне расслоившегося на многочисленные структуры и структурки общества? Доктор социологических наук отметил, что вопрос хороший, во многом за счет того, что содержит в себе ответ, и метафора Черкесова действительно имеет под собой основания.

Что будет?

Сейчас, по мнению лектора, фактическая монополия на насилие находится у государства. Однако последнее тоже далеко не едино, фактически оно приватизировано различными группами силовиков, подобно бандитам, "поделившим темы" между собой. И "задача преемника", как выразился господин Волков, заключается в том, чтобы создать действительно общие правила игры, тем более конкурентная борьба различных игроков в последние месяцы обострилась.

Отвечая на вопрос о 4 зонах, выделенных в России под игорный бизнес, Вадим Волков заметил, что перевод целой отрасли в небольшие анклавы станет настоящим тестом для всех правоохранительных структур. Особое внимание стоит уделить отношениям губернаторов и приходящего в зоны бизнеса: возврат к системе неформальных "понятийных" соглашений при выделении земельных участков, согласованиях при строительстве зданий, лицензировании компаний вполне может стать катализатором для перехода в очередное "лихое" десятилетие. Так что ничего еще не решено.

Чем сердце успокоится?

После мероприятия я вместе с несколькими посетителями немного пообщался с гостем и задал свой вопрос по силовому предпринимательству, который заинтересует жителей Новосибирска. Почему, собственно, наш город так и не стал бандитским? К сожалению, я так и не получил ответ на этот вопрос, хотя и предложил социологу несколько версий.

Потом, в ходе дискуссии с одним из новосибирских журналистов, прошедшим школу 90-х, мы пришли к единственному возможному объяснению. К счастью, наш город 15 лет назад оказался нищим: закрытые предприятия, не сумевшие встроиться в рыночные отношения, и высокая безработица не позволили группировкам нарастить жирок. Серьезные по российским меркам денежные потоки смогла сформировать разве что барахолка – и мы получили серию заказных убийств, связанных с этим бизнесом. Кроме этого, рядом с Новосибирском достаточно мало "зон", в самом городе намного меньше сидевших, чем в тех же Кемерово или Барнауле, а сам город более академичный и столичный, поэтому федеральные органы оказались более сильными, чем в других регионах.

Еще один мой вопрос касался параллелей между феодализмом и современным состоянием российского общества. Как известно, скачок к капитализму удалось сделать за счет появления целого слоя общества, чье благосостояние не зависело от государства. Вадим Волков согласился, что пока 70-80 % доходов государства дают несколько зависящих от государства компаний, ждать перехода от "силового предпринимательства" к правовому государству бессмысленно.