Главная страница - Конъюнктурный анализ средств безопасности

Покушения снова в моде



А самый известный в СССР террорист решил покаяться в содеянном через “МК”. 22 января 1969 года младший лейтенант Виктор Ильин взял пару пистолетов, четыре обоймы, переоделся в милицейскую форму и отправился на Красную площадь, чтобы убить Леонида Брежнева. Это покушение закончилось убийством случайного человека и 20 годами “одиночки”.   

Обида пионера  

Ильин совсем не похож на террориста. Скорее на сотрудника секретного НИИ: большие круглые очки, поношенный серый пиджак, рюкзак, под завязку набитый бумагами и книгами. Выдают его излишняя эмоциональность и нервные пальцы. Сейчас он живет как в одиночном заключении, люди в форме — единственные, с кем он регулярно общается в последнее время.

Виктор Иванович говорит, что раскаяние мучает его постоянно. Он стрелял в того, кого считал тираном, а убил невинного человека — шофера Илью Жаркова. Это, по его словам, только начало длинного списка пострадавших от тех выстрелов. Свой поступок он называет “коротким замыканием рваного сознания”.

Cознание у Ильина и правда “рваное”. Например, он до сих пор вспоминает “первую в своей жизни несправедливость” и считает ее чуть ли не началом всех своих злоключений.

— Я был дико влюблен в свою первую учительницу — Аллу Георгиевну, — рассказывает Виктор Иванович. — А в конце третьего класса мое обожание закончилось. На одном из уроков одноклассник Володька Семенов, стреляя из рогатки по своей подружке, попал в Аллу Георгиевну. Учительница обвинила меня. Я решил, что сдать Володьку будет недостойным делом. Перед Новым годом нас как раз приняли в пионеры. Учительница сказала, что исключает меня из пионеров, и потребовала снять галстук и отдать ей. И мне пришлось выполнить приказ.

Правда, через пару дней обожаемая Алла Георгиевна галстук вернула. Но любовь прошла, а обида осталась.

После школы Виктор Ильин мечтал о вольной бродяжьей жизни.

— Я из породы цыган, кочевников, — говорит он. — Мой отец был изыскателем, я восхищался им. После восьмого класса, когда отца уже не было в живых, я выбрал топографический техникум. Мечтал об экспедициях, о природе, о разъездах. Тогда, в 60-х, все были романтиками.

Романтика закончилась быстро. После техникума Виктор исколесил Кольский полуостров, Архангельскую область, как говорится, узнал жизнь и почувствовал сильное разочарование.

— Я встречался с самыми колоритными людьми: с репрессированными, старообрядцами, — рассказывает Виктор Иванович. — Это были незаурядные личности! Но вокруг были нищета и прозябание. Пьянство и повсеместное воровство так называемых “несунов” на производстве. Подобострастие, чинопочитание, должностное раболепие. Партия убивала все живое, плодотворное, новое.

В общем, реальная жизнь ему не понравилась. Постепенно Ильин пришел к выводу не самому оригинальному, но грустному: люди живут совсем не так, как было задумано изначально. Вместо того чтобы взлететь, они вязнут в рутине и мелких дрязгах.

И Ильин решил изменить мир. Поначалу никого убивать он не планировал. Мечтал о глобальных реформах. И даже сел строчить собственную конституцию. Реформатор выступал за многопартийность, за развитие бизнеса и частную собственность, за создание фермерских хозяйств, за то, чтобы каждому с момента рождения выдавали лицевые облигационные сертификаты: за нефть, уголь и газ. Это было не так уж и радикально. Сейчас большая часть его мечтаний осуществилась. Мог бы немного потерпеть. Но ждать ему было некогда.

В марте 1968 года Ильин решил пойти в армию и был призван в звании младшего лейтенанта (в техникуме была военная кафедра). Служба в воинской части в Ломоносове навела его на неожиданные мысли.

— Приобщение к воинской службе было хорошим “допингом”, — рассказывает Виктор Иванович. — Каждодневное наблюдение огнестрельного оружия оказалось для меня, как адреналин. Тогда я задумался о терроризме как методе борьбы с властью, которую ненавидел.

Терроризм вполне ему подходил. Ильин понял, что у него не хватит сил на долгое партстроительство. И выбрал более быстрый способ.

— Я решил убить Генерального секретаря СССР. Я думал, что на судебном процессе мне дадут слово и я смогу донести свои мысли до большего количества людей, — объясняет свои действия террорист. — Я надеялся, что после устранения главы государства может произойти всенародный референдум, и хотел предложить три возможных направления общественного развития: конституционно-монархическую республику, президентскую республику или парламентскую республику. Так я думал в 1967 году, когда у нас в Питере, под проливным дождем, отмечали 50-летие Октября.

И он сел прорабатывать детали убийства. В своей правоте Ильин не сомневался.

— В 50—60-х в стране все задыхались, — говорит Виктор Ильин. — Не знали, что делать. Можно было прятать голову в песок, как делало в то время большинство, а можно было наброситься на власть открыто, как мангуст. Я не хотел прятаться. В моем преступлении я не был первооткрывателем. Бомбисты-революционеры были моими учителями.

“Я был смертником”

Некоторые историки считают, что Ильину специально дали пройти к Кремлю с оружием, потому что покушение на Брежнева было выгодно противоборствующим властным группировкам.

— Это абсолютная чушь! — возмущается Виктор Иванович. — Мой предполагавшийся план покушения был рассчитан поминутно от первого шага — кражи оружия из воинской части — до последнего выстрела на подступах к Кремлю. Кроме меня, никто о нем не знал. Я рассчитывал так. Утром во вторник, 22 января, в семь часов я покидаю территорию части, чтобы проверить вещевой склад. Но вместо того чтобы вернуться обратно, отправляюсь в аэропорт. Сажусь в электричку с двумя прихваченными пистолетами, один мой личный, второй был взят из сейфа в то время, когда старший офицер отдыхал в комнате отдыха. У меня было четыре обоймы, две основные и две запасные, на всякий случай. Большее количество оружия брать было несподручно, да и бессмысленно. В 11 утра я прилетел в Москву, в 12 часов я уже на Красной площади. В 13.00—13.30 я предполагал встретить во всей боевой готовности правительственный кортеж.

Минуты ожидания кортежа Брежнева с заряженными пистолетами в руках были самыми напряженными в его жизни. Страх за себя полностью исчез. Он ничего не чувствовал, кроме холода. Летняя милицейская форма, тайком прихваченная у дяди, не грела.

— Я перестал ощущать себя, свое тело, свои руки, сжимавшие оружие, — вспоминает Ильин. — Я действовал, как будто на автопилоте.

Когда появился правительственный кортеж, Ильин подскочил ко второй машине и стал беспорядочно стрелять из обоих пистолетов. Его четко спланированный план развалился, потому что автомобиль, в котором находился Брежнев, на подъезде к Кремлю перестроился и поехал третьим. В машине, по которой так отчаянно палил Ильин, сидели космонавты Георгий Береговой, Андриян Николаев и Валентина Терешкова. Береговому осколками сильно посекло лицо, Николаеву пуля по касательной задела спину, а Терешкова отделалась легким испугом. А вот водитель Илья Жарков через сутки умер в больнице. Также были ранены несколько офицеров охраны. Одному из них удалось сбить террориста с ног. Сопротивляться при задержании Ильин не стал.

Вскоре после покушения двоих сослуживцев Ильина посадили на пять лет за недоносительство, а командира уволили из Вооруженных сил.

А для Виктора Ильина свобода закончилась в Лефортовском следственном изоляторе.

— Я ждал, что на меня всей мощью обрушится уродливая государственная машина, — говорит Виктор Ильин. — Но надо мной никто не издевался, не светил лампой в лицо. Когда ко мне приезжал брать интервью американский журналист, он очень расстроился, услышав, что меня никто не пытал. И уехал обратно, так и не взяв интервью.

Год жизни в “Лефортово” и следствие завершились тем, что террориста признали психически больным и отконвоировали в казанскую психиатрическую больницу.

— Я не мечтал о том, что мне сохранят жизнь! — говорит террорист. — Я тогда даже не понял, что происходит. Только в голове стучало: “Жить! Жить!”

Его домом на многие годы стала камера площадью 5 квадратных метров. Обстановка скромная, без излишеств: железная кровать, маленькая тумбочка, табурет. За стенами — особый пост охраны и контроля. Снаружи постоянно находился надзиратель.

— Через пять лет по моей просьбе и с разрешения московского генерала, периодически навещавшего меня, камера была увеличена. Ее объединили с другой, примыкающей к ней, — вспоминает Ильин. — И она стала как уютная комнатка, 10 метров. С двумя окнами. Пол был деревянный. А потом мне сделали ремонт и положили линолеум. Но позже я почувствовал боль в области щиколоток и коленей, и по моей просьбе линолеум был убран, а деревянный настил восстановлен. Боль в ногах прошла. Я был поражен тем, что даже по отношению к такому оступившемуся человеку, как я, проявляли милость.

Заключенного каждый год по очереди навещали два важных генерала. Один был веселый и с усами, второй — строгий и гладко выбритый.

— Веселый часто смеялся, — вспоминает Виктор Иванович. — В первый свой приезд он сказал: “Я понимаю, что тебе здесь сильно не хватает женщин и телевизора. Но не положено. Кроме этого проси что хочешь”. И все мои просьбы действительно выполнялись.

Женщин Ильин за все эти годы не видел. Разве что случайно — из тюремного окна. А в то время казанская психушка почему-то была набита элитными проститутками из Прибалтики. Такое соседство опьяняло, но даже видеть своих соседок у заключенного не было возможности.

Спасением стали стихи

Вынести заключение, по словам Ильина, ему помогла любовь к одиночеству.

— Именно в тюрьме я понял, что жизнь изумительна, неповторима, восхитительна! — восклицает террорист. — Хотя жить на земле трудно и тягостно. Это вина и отдельного человека, и всего человечества. Одним из способов спасения от тягостных мыслей для меня всегда были стихи. В тюрьме я много писал. Стихи — это инстинктивный рефлекс на оказание помощи самому себе. Мыслительная игра, умственная мозаика.

Через 20 лет его перевели в ленинградскую психбольницу, откуда он вышел только в 1992 году. Но Ильин не жалеет о годах, проведенных в одиночной камере.

— Что бы я делал на свободе? — рассуждает он. — Машинально и тупо, как все, ходил бы на работу, ел, спал и пил. Так жили все. Но именно жить как все я и не хотел!

     Когда Ильин, уже сорокапятилетний, наконец вышел на свободу, все уже было другим: люди, песни по радио, речи по телевизору, вывески на улицах. Начало сбываться то, за что он решился пожертвовать жизнью. Чужой и своей.

Но и после выхода из одиночной камеры замыслы об устройстве российской государственности его не покидали. Парадокс, но теперь Виктор Ильин задумался о том, что россиянам надо жить по-ленински.

— Если переложить на современный лад старую ленинскую формулировку, то счастливая жизнь — это новые социальные муниципальные советы плюс новый ЖКХ, — разъясняет свою позицию Ильин. — А сейчас ЖКХ — это черная дыра для денежных средств, людских ресурсов и времени. И решить эту проблему сложней будет, чем запускать ракеты и спутники в космос. Но сейчас у России есть уникальный шанс впервые за тысячелетнюю историю нашей страны без революций и переворотов стать великим государством и решить все проблемы.

Адаптироваться к новой жизни Ильину не пришлось. Ему дали пенсию, квартиру и постоянное наблюдение — сотрудники спецслужб наведываются к экс-террористу каждый месяц. На всякий случай. Можно сказать, внешне в его жизни почти ничего не изменилось, кроме адреса. Виктор Ильин так и не женился. Говорит, что не хочет взваливать на плечи другого человека весь груз, связанный с его прошлым.

— Да и время уже ушло, — вздыхает он.

Как это ни странно, годы, проведенные в заключении, он вспоминает с искренней радостью.

— Все, с кем я тогда сталкивался, были моими ангелами-хранителями, — говорит террорист. — Например, Роберт Алексеевич, мой врач. Однажды я у него прямо спросил о своем состоянии. И он ответил: “Ты вполне нормальный человек. Конечно, со своими заморочками и нюансами. И я могу тебя порадовать тем, что ты можешь воспринимать себя как вполне здорового дурака. А “дурака” — сам понимаешь за что. За сотворенное тобой!” Но осознавать себя преступником и убийцей каждую секунду очень сложно. Чтобы как-то утихомирить совесть, Ильин старается помогать кому может. Часто раздает свою пенсию соседям, более нуждающимся, чем он.

“Нынешние террористы — просто бандиты”

Идейный последователь бомбистов-эсеров, Ильин так и не определился в своем отношении к терроризму. Сначала он заявляет, что считает терроризм недопустимым, но тут же проговаривается:

— Теперь к любому чиху приклеивают этот ярлык. Но все, что сейчас происходит, — это террористический бандитизм, — говорит он. — Групповой, организованный, религиозный, политический. Обыкновенных убийц, уничтожающих невинных детей и беззащитных женщин, нельзя рядить в одежды террористов, идейных борцов-бессребреников! Это просто бандиты без всякого нимба и ореола. Не то что террористы прошлого!

В самом начале нашей беседы Виктор Иванович неожиданно заговорил о Боге. Он сказал, что все чаще стал размышлять о религии, хотя не принадлежит ни к одной из конфессий.

— Здесь, как и во всем другом, я одинокий странник, — признался раскаявшийся террорист. — Но я могу принести свое покаяние. Я могу только, встав на колени, сказать, что я виноват перед многими людьми: близкими, знакомыми и множеством незнакомых мне людей, которых так или иначе затронуло совершенное мной преступление. И эта вина всегда будет со мной, и на Божьем суде тоже.

Ольга Горшкова, “МК в Питере”.

Излечился ли Ильин?

Психиатр-криминалист,  доктор медицинских наук Михаил Виноградов.

— Это не психическое расстройство, это особенность всех террористов. До Виктора Ильина был Александр Ульянов, брат Ленина, который покушался на царя, был Желябов — существовало целое поветрие террористов-одиночек. Все они думали, что, убив одного правителя, можно изменить ход истории. Человек, покушавшийся на Брежнева, верил в то же самое. Здесь отнюдь не психическое расстройство, это свидетельствует об ограниченности ума, незнании исторических событий и непонимании роли личности в истории. Его поведение относится к заблуждениям правдоискателей. 

— Такие убеждения остаются на всю жизнь?

— Он никак не может расстаться со своими убеждениями. Проблема в том, что покушения на глав государств готовятся во всем мире. Были покушения на Сталина, готовились они и на Путина, удачно завершилось покушение на Кеннеди. Но самое главное — ход истории эти покушения не изменили.

— Так, значит, вы не считаете Ильина невменяемым психопатом?

— Я не готов оспаривать диагноз. Этот случай относится к юрисдикции КГБ, я не имел доступа к документам, возможно, он психически болен. Но скорее всего это удачный ход, чтобы оправдать промахи 9-го управления КГБ, с одной стороны, а с другой — показать, что покушаться на жизнь генсека СССР способен только безумец.

Московский Комсомолец




Похожие по содержанию материалы раздела: Бесправные стражи Информация о работе, проделанной Национальной Ассоциацией Производителей Аудиопродукции О некоторых концептуальных аспектах развития милиции в третьем тысячелетии Шпионаж с VIP-удобствами Как устроены "крыши" в России «ЦРТ»: решения для противодействия терроризму на транспорте Воскресные чтения Можно ли остановить "войну памятников" в Европе С чем ее едят, толерантность? НАЛОГОВАЯ ПРАКТИКА Предыстория создания «Клена» 50 вопросов про общество, государство, демократию и человека - исправленная версия Откуда исходит опасность Парадоксы конкурентной разведки Проблемы быстрого реагирования ИНФОРМАЦИОННАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ РОССИИ В УСЛОВИЯХ ГЛОБАЛИЗАЦИИ Конференция детективов на Гавайях Теория убийства Дети «Аль-Каиды»

(c) 2008
Видеонаблюдение,
охранная и
пожарная сигнализация