Полигон для смертников.

За чередой дней мы многое забываем. И сейчас 15 февраля для многих - всего лишь традиционное похмелье после Дня святого Валентина. Но не для тех, кто прошел Афган. И не для тех, чьи близкие оттуда не вернулись. Они помнят, что это за дата. А тогда, пятнадцать лет назад, не было, наверное, семьи, где женщины не вытирали бы слезы, глядя в телевизор на последние колонны, идущие на Родину. А мужчины разливали вино: "Давайте за это! Чтоб больше никогда..." Тогда казалось, что все, наши парни больше не будут гибнуть на войне... Так случилось, что с губернатором Московской области Героем Советского Союза Борисом Громовым мы встретились через час после взрыва в столичном метро. Помощники доложили Борису Всеволодовичу последние новости о теракте, и по лицу губернатора было заметно: дело худо. Так на этой встрече тема Чечни неожиданно переплелась с событиями 15-летней давности, а первоначально планируемый разговор с бывшим командующим 40-й армией о выводе войск из Афганистана (очередную годовщину отметят 15 февраля) то и дело касался войны на Северном Кавказе и взрывов в Москве. - Сейчас все ищут корни чеченского терроризма, пытаются понять, почему страна превратилась в полигон для смертников? А я думаю, что корни эти появились не в 94-м году, когда армия пошла на Грозный, а гораздо раньше, - убежден Борис Громов. - Ввод наших войск в Афганистан, события 94-го и то, что сегодня мы видим в стране, - все взаимосвязано. В высшей степени безответственное решение советского руководства отправить войска в Афганистан и попытка разрубить чеченский узел с помощью силы привели к тому, что мы сегодня имеем. В Чечне вроде бы хотели защитить население от Дудаева, но в итоге страдают ни в чем не повинные люди. А бандиты как были при власти, деньгах и оружии, так при них и остаются. - После чеченской мясорубки и взрывов в Москве, Волгодонске, Каспийске вы смотрите на афганские события по-иному? - Мое отношение к афганским событиям не изменилось. Я и сегодня считаю, что, введя войска, мы разворошили муравейник не только в этой стране, но и во всем южном регионе. В итоге получили то, что сегодня называют международным терроризмом. Однако я категорически не согласен, что за все произошедшее в Афганистане несет ответственность 40-я армия. На нас сваливают вину люди, которые ничего не знают о тех событиях. - Можно ли вообще сравнивать афганскую и чеченскую войны? - Если бы в Афганистане мы действовали столь же необдуманно, как в Чечне, то последствия нашего пребывания были бы несравнимо худшими. Нельзя забывать, что помимо вынужденных боевых действий 40-я армия делала немало хорошего для афганцев. Было бы по-другому, разве меня приглашало бы нынешнее руководство Афганистана приехать в страну?! Я и прежде поддерживал хорошие отношения с Ахмадом Шахом Масудом (один из лидеров моджахедов, - Авт.). В конце 90-х мы даже планировали собрать в Москве руководителей всех более-менее заметных вооруженных конфликтов послевоенного периода. Приглашали англичан и аргентинцев, американцев и иракцев... В Москве хотели сказать всему миру, что бряцание оружием не лучший способ решать спорные вопросы, в любом конфликте можно избежать кровопролития. Мне кажется, что про чеченские события известно гораздо меньше, чем про Афганистан. Мы до сих пор точно не знаем, кто дал команду на ввод войск в Чечню. Да и вообще, нужно ли было это делать? Разве не было тогда и нет до сих пор возможности разобраться с Дудаевым, Масхадовым, Басаевым без привлечения войск? У нас же сильное государство с сильными спецслужбами. - Когда вы поняли, что с Афганом пора заканчивать, что вывод войск неизбежен? - Примерно с середины афганской эпопеи у меня сложилось окончательное и бесповоротное мнение, что чем раньше мы отсюда уйдем, тем лучше. Но от военных тогда зависело далеко не все. И далеко не лучшую роль сыграл министр иностранных дел СССР Шеварднадзе - он фактически шел на поводу у тогдашнего президента Афганистана Наджибуллы и всячески оттягивал вывод войск. А мы действительно торопились с уходом. Первоначально вывод планировался на конец ноября 88-го - тогда же был подписан приказ о моем назначении командующим Киевским военным округом. Но заартачился Наджиб, Шеварднадзе его поддержал. Из Москвы пришел приказ провести операцию на юге Саланга - мы должны были нанести удар по отрядам Масуда. Авиацию я поднял, но бомбы легли в стороне от целей. - Вы фактически не выполнили приказ? - Со стороны это выглядит чуть ли не преступлением, но еще с мая 88-го у нас с Ахмадом Шахом была договоренность, что его отряды не станут нападать на военные колонны во время вывода. Нарушить ее я не хотел, поскольку главную свою задачу видел в том, чтобы вывести всех живыми. Задача была уникальной: перебазировать 140-тысячную группировку с боевой техникой, авиацией - это не шутка. - Существует мнение, что в 89-м советское руководство фактически бросило Наджибуллу, т.е. предало союзника. - Я с этим не согласен. Наджиба мы не оставляли. Но он не хотел вывода войск и требовал 30 тысяч советских солдат для собственной охраны и прикрытия дороги на Саланг. Против этого не возражал Шеварднадзе. Тогда в Афганистане была своя армия, которой мы помогали оружием, техникой, боеприпасами, всем необходимым. Президент страны обязан был ею руководить. Зато в конце 91-го - начале 92-го российское руководство действительно бросило Наджибуллу на произвол судьбы, и случилось то, что случилось. Но даже это не изменило отношение многих афганцев к России. Теперь в это не очень верится, но 40-я армия действительно много им помогала. До 60 процентов мероприятий, которые мы проводили, можно отнести к миротворческим. - В Афганистане вы служили с будущим "лучшим министром обороны" Павлом Грачевым... - Грачев там был моим подчиненным, командовал 106-й десантной дивизией, в 88-м перед учебой в академии Генштаба заезжал попрощаться. Хоть он потом стал министром обороны, на мой взгляд, так и не перешагнул дивизионный уровень, не стал настоящим управленцем. О Грачеве мне неприятно говорить, потому что это пример того, куда могут завести человека необдуманные решения и непомерные амбиции. Я считаю, что Грачев один виновен в гибели сотен ребят в Грозном в новогоднюю ночь 95-го. У меня нет и не может быть с таким человеком ничего общего. - Что было самым страшным в Афганистане? - Наверное, считать потери. Где бы ты ни находился, взгляд всегда натыкался на телефон. Вот сейчас позвонят и доложат: батальон или рота попали в засаду, есть убитые и раненые. К такому привыкнуть невозможно. За десять лет мы потеряли в Афганистане 13 тыс. 803 человека. В сравнении с Чечней, быть может, не так много, но для меня это - незаживающая рана. - Забавных случаев, наверное, тоже не избежали? - Забавного вспоминается меньше. Разве что случай с Винокуром. Он как-то выступал в Кабуле, в штабе армии. Дело было вечером, и, что случалось частенько, город начали обстреливать реактивными снарядами. Некоторые "эрэсы" разрывались недалеко от нас. Военные - народ привычный, не обращали внимания. А Владимир на какое-то время буквально остолбенел. Но, молодец, быстро с собой справился, продолжил концерт. - Как думаете отметить юбилей вывода? - 15 февраля соберемся в Кремле. Обязательно поднимем третий тост "за тех, кто не с нами". Он посвящен не только ребятам, погибшим в Афганистане, но и всем, кто сложил голову за Родину. Жаль, что сегодня солдаты нередко гибнут из-за чьей-то дури. Но я не стал бы винить армию в том, что она дошла до ручки - по-другому ситуацию в воинских частях не назовешь. Я там бываю, и от увиденного кулаки сжимаются. Взять историю с магаданскими призывниками. Разве то, что с ними произошло, назовешь человеческим отношением к людям?! Помню, когда я первый раз еще полковником прилетел в Кабул, пришлось заночевать в санитарном "Ил-18". Январь, на улице всего минус десять, но я продрог до костей. Могу представить, как чувствовали себя на настоящем морозе призывники. За такое отношение к ребятам виновных надо судить.