Уполномоченный по правам ребенка в Москве

НИНА ВАЖДАЕВА Накануне Международного дня защиты детей как никогда уместен вопрос: «Кто, как и от чего их охраняет?» С главным защитником столичной детворы Алексеем ГОЛОВАНЕМ корреспонденту «НИ» удалось побеседовать в канун его профессионального праздника.

– Накануне Дня защиты детей можете ли вы сказать, от кого в первую очередь нужно защищать ребенка?

– Чаще всего именно от тех, кто должен обеспечивать их защиту. От родителей, от должностных лиц, которые в силу закона так или иначе должны заниматься защитой прав ребенка. Больше всего жалоб поступает именно на них. Эта статистика не меняется, как и спектр обращений.

– Кстати, по статистике число обращений в аппарат Уполномоченного ежегодно увеличивается на 15–20%. С чем, на ваш взгляд, это связано?

– Я скажу больше: по сравнению с началом прошлого года число обращений к нам выросло на 62%. Я думаю, это связано с Годом ребенка. Это чем-то напоминает советский период, когда граждане писали письма на имя съезда партии. Вот и сейчас мне пишут: «Я не верю, что в Год ребенка Вы мою проблему не поможете решить».

– А на что чаще всего жалуются москвичи?

– Жалобы из года в год одни и те же. Более 40% обращений связано с нарушением жилищных прав детей. Недавно к нам обратились двое ребят, 16 и 18 лет. В середине 90-х они приехали с мамой в Москву из Молдавии. Мама вышла замуж, она работала дворником и жила с детьми в двухкомнатной квартире, предоставленной ЖЭКом. А потом тяжело заболела и слегла. Она не только работать, но и вставать не могла. Тогда жилуправление поставило вопрос о ее выселении. Вместе с детьми. Несмотря на то, что они взяли на себя обязанности мамы по уборке территории. Нас поражало трудолюбие этих детей. Они работали, ухаживали за мамой и младшей сестрой и еще учились. Зная московскую молодежь, понимаешь, что это просто героические ребята. Мы очень просили и жилуправление, и департамент жилья в порядке исключения все-таки либо закрепить за ними эту квартиру, либо выдать другую. Наши призывы были услышаны. Специальная комиссия при правительстве Москвы этой семье предоставила трехкомнатную квартиру. Мы были просто счастливы: если уж помогать, то вот таким.

– Поступают ли к вам обращения, которых не было раньше?

– Очень много обращений от многодетных семей. Чаще всего они связаны с той или иной системой выплат. Например, все льготы распространяются на детей до 16 лет и до 18, если они учатся в общеобразовательных учреждениях. Если же молодой человек после 16 лет пошел куда-то работать, то он уже не пользуется социальной поддержкой. Я считаю это совершенно неправильным: в Семейном кодексе четко прописано, что ребенок – лицо от 0 до 18 лет. Мы обратились в правительство Москвы, чтобы такая несправедливость по отношению к многодетным семьям была ликвидирована. И сейчас согласуется проект закона, где везде по всем мерам поддержки будет указан возраст до 18 лет, независимо от того, учится подросток или работает.

– Не считаете ли вы, что у нас слишком мягкое законодательство в отношении взрослых, оттого и права детей в полной мере не защищены?

– У нас сейчас в Уголовном кодексе наказание за жестокое обращение с детьми меньше, чем за жестокое обращение с животными. При этом часто получается так, что не применяются даже те нормы, которые есть. Вот, например, есть неблагополучная семья. Ее знают все в районе. Родителей убеждают, чего-то ждут, уповают, что ситуация исправится. Но ведь, когда мы долго уговариваем таких родителей, не принимая репрессивных мер, мы по сути дела используем закон не в интересах ребенка, а в интересах этих взрослых. Кроме того, у нас действительно бывает много таких ситуаций, когда врач или учитель замечают, что в семье что-то неладно. Но они даже не думают сообщать в органы опеки. А ведь они обязаны сообщить об этих случаях, но молчат – потому что за молчание им не предусмотрено никакой ответственности. В 56-й статье Семейного кодекса четко написано, что должностные лица, равно, как и обычные граждане, должны сообщать об известных им случаях, когда ребенок находится в ситуации, угрожающей его жизни и здоровью или когда нарушаются его права. Это наша с вами гражданская обязанность. Но если мы промолчим, никакого наказания по этой статье нам не предусмотрено.

– Получается, в обществе господствует позиция «моя хата с краю – ничего не знаю»? Можно сказать и так. Вот, например, в Москве обсуждалась необходимость передачи ряда сиротских учреждений в новый департамент семейной и молодежной политики. И пошли очень бурные разговоры: мол, а как же нам быть с коллективами детских домов. Они же лишатся своих привилегий педагогов и медицинских работников, в частности, длительных отпусков. Меня поразило в этой ситуации, что работники детских домов думают не о том, как помочь детям, а о том, как сохранить свои льготы.

– На ваш взгляд, по каким направлениям нужно ужесточить наказание?

– Я считаю, наказание родителей, проявляющих жестокость к детям, должно доходить до лишения свободы. Стоит предусмотреть и уголовную ответственность и соцработников, которые закрывают глаза на тяжелое положение детей в семье. И для тех, кто выдает разрешение на незаконную сделку с жильем.

– Почему дети-инвалиды у нас не учатся в обычных школах?

– Есть определенный опыт в нескольких школах Москвы, где детей-инвалидов пытаются обучать совместно со здоровыми детьми. Но сразу же стали возникать совершенно неожиданные проблемы. Пошло колоссальное количество жалоб от родителей здоровых детей. Ребенок-инвалид требует к себе гораздо больше внимания. И родителям здоровых ребят не понравилось, что учитель теперь тратит больше времени на этого ребенка. Во всем мире дети-инвалиды учатся в обычных школах, так как там у людей другая ментальность. Но это не основание для того, чтобы не пытаться эту проблему решить. В Центральном округе уже 5 лет идет эксперимент. Детей-инвалидов втягивают в процесс обучения с детского сада. Потом они переходят в соседнюю школу. Когда в детском саду воспитатель уделяет больше внимания ребенку-инвалиду, то в дальнейшем родителям здоровых детей это не кажется ненормальным.

– Сегодня с телеэкрана и страниц книг льется огромный поток жестокости и эротики. Можно ли как-то защитить психику малышей от столь пагубного влияния?

– В прошлом году мы очень тщательно разбирались с двумя сборниками, которые поступили в открытую продажу. У них вполне безобидные названия «СМС-ки для мальчиков», «СМС-ки для девочек». Но там встречается все – и порнография, и бандитский сленг, и всяческая грубость. Мы передали эти сборники специалистам из НИИ при Генпрокуратуре, и они подтвердили наши предположения. Проводилось следствие, был изъят весь тираж. Но к уголовной ответственности никого так и не удалось привлечь. А недавно пришлось заняться серией детских книг «Страшилки». Там тоже очень много вредной для психики детей информации. Но самое страшное – эти книги были изъяты из школьных библиотек. У нас практически ничего не делается, чтобы защитить детей от этой волны насилия. Например, во Франции есть закон об ограничительным барьере. Там фильмы с элементами жестокости и эротики могут показываться только после 22 часов. Во многих странах есть «запретные» ТВ-каналы. Чтобы их посмотреть, нужно набрать определенные коды, которые известны только взрослым. Мир нашел возможность, чтобы защитить детей цивилизованными способами. А у нас ничего не делается.

– Источником информации о детских проблемах для вас становятся только жалобы взрослых или же вы пытаетесь учитывать мнение детей?

– Я считаю, что нужно учитывать мнения детей при решении каждой проблемы. О многих из них мы узнали именно в ходе общения с ребятами. Например, уже два года мы проводим конкурс среди школьников по правовым проблемам. Они пишут о том, что их волнует. Так мы смогли узнать о проблеме питания в школах. Дети жаловались, что в школах невкусно кормят. Мы попробовали – и правда, невкусно. Так что ничего не оставалось, как обратиться в департамент образования.

– Личный вопрос. Вы закончили Московский инженерно-физический институт (МИФИ), а практически всю жизнь работаете с детьми? Не жалеете о выбранном пути?

– Нет. Мне нравится работа Уполномоченного, так как есть реальная возможность помочь людям. После окончания института я устроился в Детский фонд имени Ленина и понял, что работа с детьми мне интереснее, чем физика. Потом я стал работать в организации помощи сиротам. Воспитывал дочь жены от первого брака. Так что когда я пришел на должность Уполномоченного, то уже знал о многих проблемах. Работа доставляет мне удовольствие, потому что я вижу, что ситуация медленно, но все-таки становится лучше. Нам удается помочь конкретным людям, поэтому я вижу реальную пользу и отдачу от нашего труда. Можно сказать, я нашел себя.