ХРОНИКА 23.10 - 26.10

23 октября, среда. 23.30. Через два часа после захвата Дома культуры настоящего оцепления еще не было. Сил милиции хватало, чтобы перекрыть кордонами соседние улицы. И зеваки подошли вплотную к ДК, когда оттуда выводили отпущенных террористами детей. Детей вели в автобус (стоящий метрах в 15, за цепью солдат) и, по всей видимости, допрашивали. Их родители - за оцеплением. В состоянии, близком к панике: они не знают, чьи дети отпущены. Получить информацию практически невозможно - списки появились только к 2 часам ночи. Разворачиваются первые БТРы. Неразбериха, пробегают солдаты. Людей теснят в переулок. Строится цепочка ограждения. Перед ней - журналисты и близкие заложников. Рыдающую женщину держит за плечи юноша. - У меня там сын, его брат, - она рвется сквозь оцепление. - Пропустите меня! А вот очень сдержанный мужчина. Он связывается по мобильному телефону с дочерью. - Света, это папа. Я рядом. Будут стрелять - сразу падай. Ты где сидишь? Под балконом? Веди себя хорошо, договорились? Конец связи. У дома культуры красно-белые ленточки ограждений заменяют на "КамАЗы" с песком, а в скверике перед штабом разбивают десятиместную палатку - пункт приема трупов. По площадке больничного двора, ставшего штабным, ходят наши ведущие политики и хмуро отказываются от комментариев. 24.00. Оцепление усилено. Милиция, которая поначалу вела себя неуверенно, стала действовать активнее, но корректно. Вместе с прибывающим начальством формировалась и линия поведения спецслужб. В толпе начальников можно было заметить Сергея Ястржембского и Владимира Пронина. У милицейской цепи - мужчина средних лет, одетый в одну лишь белую рубашку, он долго размахивал каким-то удостоверением, а затем бросился с кулаками на милиционеров, пытаясь прорваться к театру. Вероятно, это один из родственников. "Толпа процентов на 30 - поддатые мужички" Говорят о "черножопых и жидках"" Суждения сколь тупы, столь же и уверенны. Здесь же, в толпе, много кавказцев - стоят с каменными лицами. 24 октября, четверг. 0.30. Первое кольцо оцепления. Здесь останавливают газетчиков, телекамеры и любопытствующих. В охраняемом штабе, который расположился в одном из московских госпиталей, столпотворение. Депутаты, генералы, люди в штатском забираются туда по ступенькам высокого крыльца черного хода. Появился Сергей Ястржембский, уточнил: где опрашивают потерпевших. Оказалось, что в школе неподалеку... Перемещаться, не отставая от Ястржембского, очень удобно. Одним сопровождающим больше, одним меньше, какая милиционерам разница, главное - решительно идти. В школьном вестибюле и в приемной кабинета директора сотрудники ГУВД и прокуратуры опрашивают взрослых и детей. Приходят родственники и знакомые заложников. Составляют списки. Необычно выглядят майоры и лейтенанты за партами на фоне расписания уроков и стенгазеты о пушкинских вечерах. В классе биологии и 3-го "В" - взрослые за детскими партами, точно пишут контрольную, - объясняют, что видели. На первом этаже нашли свидетеля, который вспомнил, как начинался захват Дома культуры: как террористы выгружались в масках и камуфляже, как заходили через парадный вход - все открыто и дерзко, никто не маскировался, оружие было при них. 03.00. В штабе все упорядочилось. Бесцельного брожения нет. В нескольких кабинетах разместились представители городской и местной администраций и штабы силовиков, один из которых - за дверью с табличкой "Заместитель главного врача по общим вопросам". Первое, что приходит на ум, - распространенный плакат с изображением вооруженного спецназовца и подписью: "Терроризм - это болезнь. Встречайте доктора". В коридоре представители чеченской диаспоры доказывают: "Мы первые страдаем от того, что сейчас происходит. Нам этого совсем не надо, вот мы все пришли!" Появляется пресс-секретарь мэра Москвы Цой. По телефону отчитывает телевизионщиков за то, что позволили себе говорить лишнее об операции. "Зачем выдали эту информацию! Мы же предупреждали! Будете отвечать". 03.30. В штаб вошел Юрий Лужков. Задумались о продовольствии. Обсудили, что и кто поставляет. В самом штабе питались по-разному. В кабинет городских властей принесли несколько пакетов с пищей в пластиковых коробках. В кабинеты силовиков доставили бутерброды. Впрочем, где-то была открыта столовая. Работа госпиталя, где расположился штаб, все же пошатнулась. Пожилых пациентов эвакуировали в безопасное место. Бабушки и дедушки, завернувшись в одеяла, с небольшими сумками и пакетами гуськом проходили по коридорам. Старушки плакали. - Не думали бабули на старости лет оказаться в зоне боевых действий, - отметил один из спецназовцев. 24 октября, четверг. 04.00. В одной из квартир из дома напротив ДК, кроме мужа, жены и сына, - трое телевизионщиков из ТВС. Главный, Иван Волонихин, время от времени ходит на кухню позвонить. На телеэкране новости от ТВС, Иван по телефону сообщает "из самого эпицентра событий". 06.02. Вдруг выстрелы - словно новогодние хлопушки. Кажется, три или четыре короткие очереди. На углу здания по улице Мельникова - сотрудники милиции. Опять выстрелы - один ранен, согнулся пополам. Может, просто осколки асфальта, разбитого пулями? Остальные застыли на месте. "Падай, б.., падай!" - крикнули им. Двое упали в мокрую траву под прикрытие каменного заборчика. Через мгновение выстрелы стихли - двое поднялись и убежали. 16.20. Очень много зевак. Влюбленные пары целуются, скинхеды доходят до кондиции посредством горячительного. На улицу Мельникова, где из местного ПТУ сделали реабилитационный центр для родственников заложников, привезли гуманитарную помощь. Внутри - холл со списками предположительно захваченных в ДК, спортзал, где сидит основная масса народа, и кабинеты с психологами. Обстановка угнетающая. По телевизору почему-то показывают материалы о работе американских спасателей. Родственники обещают сидеть "до последнего". И осекаются на этом слове" Сотрудники центров социальной защиты, временные психологи, ко всем очень внимательны. В огромной толпе сразу замечают новые лица, подходят и спрашивают: "Вам нужна помощь?" 17.20. Приехал посол Германии. Без охраны. Говорит, что в ДК три немца. Попросил не штурмовать. 18.30. Мужчина, сбежавший ночью из ДК, рассказал, что его спасли эмчеэсовцы. Выломали оконную решетку и спасли. Еще он сказал, что у него внутри сын и что террористы запрещают громко разговаривать. Один чеченец из толпы вызвался обменяться на любого заложника. Два пьяных подростка развернули плакат с надписью: "Чеченцы - гады, отпустите женщин. Возьмите меня". Попозировали на камеру, свернулись и испарились. Поменяться местами с заложниками был согласен каждый второй. На словах. Виктор Анпилов призывал собравшихся организовать массовые выступления с требованиями немедленно прекратить боевые действия в Чечне. Сам же Анпилов был готов немедленно обменять себя самого на любого заложника. Мужчина, у которого в здании остались дочь и внучка, предложил ему составить компанию. Анпилов, рассекая толпу, подошел к оцеплению. На этом его миссия закончилась. - Дело тут пахнет смертью, - почуял лидер "Трудовой России". - Я хочу пойти туда, но не могу, сами видите. Вот почему бы вам, например, не пойти? - бросил он в толпу. Народ безмолвствовал. Даже к вечеру местные жители не спешили по домам. Поделились на кружки по интересам: за Путина, против Путина, против всех. И практически каждый знал, кто виноват и что делать. 21.45. Женщина пытается пристыдить журналиста, который просит своего коллегу пойти и купить ему мяска с картошечкой. - Там же люди голодные. Им плохо. Их спасать надо. А вы" - А я журналист. Замерзший. Голодный. Спасти людей я не могу" 22.05. Зеваки опять прорывают оцепление. Много пьяных. Они ждут зрелища. На пятачке появляется двухметровый человек в казачьей форме и собирает вокруг себя журналистов. Казачий генерал Дмитрий Исаенко начинает вещать о том, какие бравые ребята казаки, что они - опора государства и круче, чем ОМОН, "АЛЬФА" и т.д. Обещает помочь деньгами, одеждой, говорит, что они, казаки, готовы оказать любое содействие, и дает телефон для связи. - Нашел время для пиара!.. - кричат из толпы. 23.15. Одна из женщин (у нее в заложниках сын) подходит к корреспонденту и становится на колени: - Скажи мне! Прошу тебя, ты же знаешь" - Да вы подождите минутку. Сейчас прямой эфир будет" - Мне не нужен эфир. Ты им, что хочешь, ври. А мне, мне правду скажи. Чуть поодаль, в одном из переулков, тоже на коленях в грязи молоденькая девушка читает молитву. - У вас там родственник? - Нет. Я просто пришла помолиться за всех людей, которые оказались в этом чертовом месте. Я все равно больше ничем не могу помочь этим несчастным. Я буду молиться" И тут же, рядом: - Пользуясь несчастным случаем, хочу передать привет своим родным и близким, - ржет молодой человек, одной рукой обнимая молодую улыбающуюся девушку, а другой сжимая бутылку неизменного "Клинского". Пункт наблюдения они выбрали в ста метрах от ПТУ N 190, где ждут известий из Дома культуры на Дубровке родственники заложников. Эмчеэсовцы обсуждают свой паек: кетчуп "Балтимор", каша рисовая, хлеб белый в одноразовой посуде. Нормально. Пэпээсникам хуже - им приходится перебиваться гамбургерами из близлежащего "Макдоналдса" за свои кровные. 25 октября, пятница. 4.00. В спортзале под "главным" баскетбольным кольцом - три стола. Над одним - табличка: "Психотерапевтическая помощь", над другими - "Регистрация". К тому времени были зарегистрированы 632 человека "в зале" и 54 "освобождено". Когда узнали о новых требованиях террористов - о митингах против войны, - даже те, кто дремал на стуле, уронив голову на колени или прижавшись ухом к столу, - все вскочили с мест. Решили рисовать плакаты. Депутат Мосгордумы просит не суетиться, сейчас привезут бумагу, перья, краски" Никто, понятно, его не слышит. Тут же нашли какие-то старые обои - стали рисовать: "Владимир Владимирович, остановите войну!" и прочее. За какие-то полчаса было готово штук тридцать плакатов. Террористы хотели, чтобы в девять уже были прямые включения с антивоенными выступлениями. Наступило семь, накатило восемь, люди уже составили списки: кому ехать на площадь, кому идти к Театральному центру, а разрешения все не было. "Вы понимаете, нужно разрешение ФСО. Вы, надеюсь, понимаете, что такое ФСО?!" - говорили родственникам депутаты Мосгордумы. Люди выходили к телевизионщикам - по двое, по трое, просили снимать их, показывали плакаты, умоляли быстрее пустить сюжет по телевизору. 7.00. От здания к штабу перебежали семь актеров "Норд-Оста". Пожилой мужчина в очках, по-видимому администратор, радостно целовал девушек, обнимал ребят, потом бросился звонить по телефону. - Георгий Леонардович, это Ершов" - Мобильник в его руках дрожал от волнения. Сомнений не было: абонентом Ершова был один из основателей проекта - Георгий Васильев, находящийся в заложниках. К штабу съезжаются иностранные послы. С американским флагом. Британским. Канадским. Белорусским" - Это ложь, что чеченцы отпустили грузин, - горячится зампред грузинского правительства Вахтанг Рчеулишвили. - В заложниках пять грузинских граждан. Среди них маленькая девочка. Явлинский вышел и отказался от интервью. Единственный политик, пренебрегший пиаром на трагедии. Возвращение парламентеров было последним приятным сюрпризом перед штурмом. Они выводили из плена восьмерых детей от восьми до двенадцати лет. Дети не плачут - ни радости, ни страха. Девочка с плюшевой собачкой попыталась улыбнуться, но у нее не получилось. Освободили их благодаря делегации Явлинского. 8.15. Терпение кончилось. Человек двадцать родственников вышли за решетку ПТУ с плакатами, кричали в истерике: "Прекратите войну! Мы от нее устали", "Давайте думать не только о русских, но о россиянах!". Они даже в истерике выверяли каждое слово. Еще вчера они, конечно, ничего не думали ни о войне, ни о разнице между русскими и россиянами, и это не их вина, не они затеяли эту войну, но сегодня они это инстинктивно понимали: надо было говорить так. Точно так же они исправляли цифры в метриках своих детей, а люди из штаба просили их признаться, кто исправлял, потому что боевики опросили всех детей и составили свои списки. Когда они сверят цифры, могут быть страшные последствия. Но никто не признался. В это же утро освободили шестерых заложников, сидевших в кассе, о которых террористы ничего не знали, а телевидение тут же раструбило эту информацию, и тоже могли быть последствия. И родственники ненавидели телевидение за это. И когда парню, который стоял на митинге, стало плохо, он прислонился к решетке, женщина-врач кричала: "Воды!", а вместо этого первой прибежала телекамера, парень взревел: "Уберите камеру!". Они ненавидели нас, потому что мы просили их сказать: как ваше имя, кто у вас там, а нельзя ли повернуть фотографию, камера не берет, а потом толпой отбегали к другому "ньюсмейкеру". И милиция в кои-то веки вела себя человечнее, чем журналисты. Ответа из ФСО все не было, приближалось страшное время; кто-то предложил собирать подписи против войны в Чечне, привлечь знакомых, людей на улице. Пусть каждый соберет десять подписей, уже будет семь тысяч" Не собирали, конечно. 08.35. С выкриками "Долой войну!" люди шли к ДК. Голоса были неуверенными, временами затихая, но потом взрывались вновь. В руках - транспаранты с надписями: "Нет войне в Чечне". И - "Мама, мы тебя ждем!". Они требуют прямого эфира: "Все должны подняться во всех городах. Вся Россия смотрит на нас - чем все это закончится?" 9.23. Уже большой митинг. Человек сто пятьдесят минут сорок стояли перед телекамерами, как будто от длительности митинга что-то зависело. А ФСО так и не дала разрешения" 12.00. У штаба Красного Креста милиция не дает сойтись двум митингам в один большой. За ними - родственники заложников. Впереди - актеры из "Норд-Оста" и студенты. "Это любовь и все вокруг твое, когда открыты для тебя врата"" - поют они впереди. 12.15. В пресс-центре заместителя министра МВД Васильева спрашивает репортер, не поднимая головы от блокнота: "Все ли террористы - чеченцы?". Васильев искренне возмущен: "Оставьте такие вопросы при себе. Я же вас не спрашиваю, какой вы национальности". Двор "хрущевки". С первого этажа одной из пятиэтажек на нас смотрит дуло автомата. Игрушечного. Следом из разбитого окна высовываются два детских лица - девочки лет восьми и пятилетнего пацана. Чумазые, наверное, замерзшие, в куртках и накинутых капюшонах. Беспризорники. 15.30. На Мельникова возникли пятеро православных священнослужителей. Протоиерей Всеволод Чаплин, заместитель председателя отдела внешнецерковных связей Московского патриархата, сказал, что с благословения патриарха пришел творить молитву по просьбам родственников. "А что здесь делали протестанты?" - поинтересовался Чаплин у рядом стоящего лейтенанта милиции. Лейтенант не нашелся, что ответить. 20.00. Просочились сведения, что после 6 утра заложников будут расстреливать. Два скина прорывают оцепление и с криками "White power!" устремляются к зданию. Их быстро догоняют сотрудники правопорядка и пробуют мощь своих ботинок. Потом сажают в машину. 20.45. Становится страшно: прошел слух, что время предполагаемого расстрела сдвинулось на десять вечера сегодня. 21.45. Остается пятнадцать минут. Напряжение возросло до предела. 22.00. Ситуация разрядилась - террористы выпустили четверых азербайджанцев. 26 октября, суббота. 1.20. У подходов к главному штабу начали выставлять дополнительные заграждения, сотрудники милиции попросили всех журналистов собраться на Дубровской улице. Человек в камуфляже попросил не передавать в эфир и не комментировать сообщение о передвижениях у главного штаба. 5.30. Внезапно рвануло. Безостановочная пальба, трижды гулко ухнуло. Началась перестрелка. 6.00. Появляется представитель штаба Кудрявцев: - Убиты два заложника, двое ранены. Вышли на связь с Бараевым, пока не предпринимаем активных действий. Удаляется. 6.30. Новый взрыв, опять стрельба. В сторону ДК уезжает БТР. Еще один очень мощный взрыв. Такой, что сработали автомобильные сигнализации. Штурм длится так долго! Прошел уже почти час. Опять очереди. Взрыв. Очереди. 7.00. Уже понятно: завершается штурм. Толпу рассекают "скорые". "Скорые" - это страшно. Но сейчас - чувство прорыва. Рассветное чувство. Все закончилось. Рядом блестит глазами литератор Дмитрий Быков: - Великолепный штурм! Мы победили! Да? 8.00. Стало как-то никак. Какие-то мужики на строительных лесах красили четвертый этаж хрущевского дома рядом. Вокруг ходил бомж с огромным пакетом. "Хорошо!" - говорит. Зеваки все эти дни оставляли много пивных бутылок. 10.00. Вадим Михайлов - руководитель диггеров в пресс-центре, организованном в помещении на первом этаже соседнего дома. За кофе Вадим рассказывал: - Эфэсбэшники дали информацию, что в подвальном помещении серьезная бомба, вот людей и отогнали подальше" А там, в зале, много людей без сознания. Лица у них не белые даже, а синие. Держали их трое суток без сна, без еды, без движения. Постоянный страх. Плюс - стресс из-за штурма. Сильный шок. Многих пришлось откачивать на месте" Делали искусственное дыхание рот в рот, массаж сердца" - Так это что было, клиническая смерть? - Да, клиническая. Я сам пятерых откачал. А Светка, - Вадим кивнул на невысокую, совсем юную даму рядом, в эмчеэсовской спецовке, - четверых" - Как вы попали в здание ДК? - Мы еще до штурма там были. Только не внутри, а под землей. Есть много подземных коммуникаций: кабели, трубы, каналы для воды" Вот, мы там были со спецназом, смотрели, можно ли проникнуть в зрительный зал" - Спецслужбы рассматривали такую возможность? - Да. Мы с ребятами стояли под землей, ходили под террористами, можно сказать, и даже слышали голоса людей в зале" Есть такие технологии - вы взрываете пол снизу в некоторых местах, чтобы открылся доступ, чтобы группа захвата могла штурмовать снизу. Ну и заодно изучали, не могут ли террористы использовать подземные пути отхода. В итоге решили, что штурмовать из-под земли не стоит. Очень толстый слой был. - А как вы оказались внутри? - После штурма, сразу за группой захвата" Я сам был только с одной стороны зала. Мы людей выносили и выводили. А ближе к сцене подойти, мне кажется, вообще нельзя - ужасный смрад, ну вы слышали, что террористы не позволяли людям ходить в туалет, все ходили в оркестровую яму. Люди валяются неподвижно или еле шевелятся. 11.45. Эвелина Федоровна, консьерж дома N 4 по Дубровской улице. Целый день в ее подъезде толчется куча народу, а чистенький дворик загадили бегающие сюда "по малой нужде" журналисты и спасатели. Обитатели дома считают, что видели боевиков еще до начала трагедии. Они, оказывается, заходили к ним во двор за полторы недели до теракта. - Переписчик их спугнул. Он - бывший милиционер, внимательный. Заходит к нам в дом, а там в подъезде - группа кавказцев в черных кожаных шапочках, надвинутых на глаза. Они, как заметили переписчика, быстро по лестнице ссыпались и убежали. Моя знакомая из соседнего дома тоже их заметила: ходили по подъездам, что-то высматривали. В подвал лазили. Там, кстати, склад был, его тоже кавказцы держали. А еще владельцы склада снимали здесь несколько квартир. Съехали они незадолго до захвата заложников. Наш бывший участковый их опекал. Потом он, кстати, проходил по громкому делу. Кстати, перед самым терактом он опять у нас во дворе появился... 13.00. Пресс-центр закрывают. На Дубровку ОТТУДА выходят милиционеры-кинологи. Говорят, что территория еще не прочесана. Ходят слухи, что где-то прячутся два-три боевика, их ищут. У кордона на улице Мельникова - родственники. Сразу за кордоном - ПТУ. Там составляются списки заложников, пытаются выяснить, кого в какую больницу отправили. - Нам объяснили, что с каждым из них будут беседовать следователи. До этого мы не сможем их увидеть. Но почему они не сообщают нам, живы ли наши родные или нет? Капитон Будаев вчера прилетел из Улан-Удэ. В заложники попала его дочь Нина, студентка философского факультета МГУ. - Она звонила. Жива. Сказала, что нужно принести пальто и туфли. Я принес. Но говорят, что передать ничего нельзя. Единственное, что остается, - ждать. А среди всего этого жители близлежащих домов преспокойно выгуливают своих собак. Кучки "патриотов", еле держась на ногах от выпитого, пытаются объяснить, кто виноват. "Любопытствующих" с безучастными лицами становится все больше и больше. Через две-три станции метрополитена никакой драмы нет: жизнь идет своим чередом, и нарушать ее привычный ритм ни у кого нет особого желания.